Писатель читает
Евгений Водолазкин в интервью Ксении Лученко от 29 января 2014 года https://www.pravmir.ru/chelovek-v-centre-literatury/ говорит о романе «Лавр»: «Это роман не о Средневековье. И не средневековые люди там действуют. Это роман даже не о современнике. Он о «вневременнике». О человеке, который один и тот же, хорошо это или плохо, и в Средневековье, и сейчас, со своими проблемами, любовью, завистью, ненавистью… я как раз пытался писать о том, что свойственно всем человекам».
Удивительно, что разными путями, изучая разные тексты, мы пришли с Водолазкиным к одному выводу. Я, читая Новый Завет. Евгений Германович, изучая древнерусские тексты. Вывод о том, что человек античности, человек Средневековья ничем не отличался от современного человека. Интеллектуально и эмоционально человек остаётся неизменным. Меняется внешний антураж, скорость передвижения по дороге и по воздуху. Меняется покупательная способность среднестатистического обывателя. Но чувства и эмоции, способность восприятия и осмысления не подвергаются изменениям.
Основная тема романа – искупление. Искупление греха своей собственной жизнью, а точнее отречением от неё. Отречением от своего тела. Отречением от своей личности. Юродивый Фома шепчет Арсению: «отказ от тела – это ещё не всё. Как раз это, друг мой, и может привести к гордыне… Откажись от своей личности… откажись совершенно». В советах Фомы нет ничего странного или необычного: монашеское отречение от мирских радостей – традиционный путь христианского сообщества. Удивляет другое: почему Арсений неукоснительно следует советам Фомы, подчиняясь ему без вопросов и сомнений? Позже Фома приказывает главному герою отправиться в Иерусалим, и опять же Арсений подчиняется, не задумавшись ни на секунду, с лёгкостью отказавшись от образа жизни юродивого и приняв на себя долю путешественника во имя Христа. Кто есть Фома? Дерущийся ангел? Намекает ли Е. Водолазкин на то, что какой народ, такой у него и ангел? А народ, представленный в романе, груб, жесток и недалёк.
Испытывая вину за смерть Устины, Арсений не может простить самого себя. А если человек не способен принять себя, как грешника, то он не может принять прощение Христа. Позиция главного героя романа напоминает душевные мучения другого персонажа, который был прописан Ф.М. Достоевским за 150 лет до появления романа «Лавр».
Подобным образом, Николай Ставрогин, совершив преступление и будучи не в силах избавиться от угрызений совести, которые преследовали его, стал искать для себя наказания, выдумывая вычурные формы унижения самого себя. Фёдор Михайлович не позволяет злодею обрести прощение, обратившись к Богу, хотя у читателя теплится надежда на подобное разрешение романа.
Неспешность, неторопливость, спокойствие – основное настроение произведений Е. Водолазкина. Спокойное принятие событий. Неспешное описание топки печи. Автор не торопится, ему не жаль целого абзаца на описание того, как постепенно рождается огонь.
«Дым казался Арсению живым существом. Его неторопливость успокаивала». Ах, если бы так могло быть всегда! Пережив смерть отца и матери, а затем и деда, Арсений остался один в доме у кладбища, с которого к нему пришла девушка и «У Арсения началась другая жизнь – полная любви и страха». А когда смерть забрала и Устину, то исчез и страх. Больше Арсений ничего не боялся: ни побоев, ни грабежа, ни смерти.
Сначала это были слёзы печали. Амвросий оплакивал Устину и младенца, за ними же – всех, кого он в жизни любил… горько плакал о тех, кого ему не удалось спасти от смерти, ведь таковых было много.
Роман «Лавр» Евгения Водолазкина, увидевший свет в 2012 году, – это трагедия, сборник бесчисленных смертей, насилия, боли, жестокости. Читая роман, ПЛАЧЕШЬ:
«Прохор медленно двинулся к Арсению, и каждый удар его был как калач. Не делая особого замаха, он ударил Арсения кулаком в лицо. Арсений упал на землю, и калачник ударил его ногой… С каждым вопросом калачник Прохор наносил Арсению удар ногой. От этих ударов лежавший отлетал, как груда тряпья… С воплем калачник прыгнул на спину Арсения обеими ногами, и все услышали хруст рёбер… Арсений не двигался. Лежал, раскинув руки, и под его волосами растекалась бурая лужа»
и ЗАСТЫВАЕШЬ В ОЦЕПЕНЕНИИ, не в силах изменить сложившийся миропорядок и природу людей:
«Душными июльскими днями убили старца Нектария… Перед смертью старца пытали в расчёте найти деньги, но денег у него не было. Имелось лишь несколько книг. Их и забрали, оставив измученное тело старца на поляне у скита… Злодеи нападали на одиноких путников и отдалённые хутора, и никто не знал, как они выглядят, потому что никто ещё не уходил от них живым».
Арсений спросил о душегубцах, трое из которых были пойманы, а один убежал: «Кто он?» Знаменателен ответ Христофора: «Русский человек, кто же ещё. Других здесь, вроде бы, не водится», не давая читателю сомневаться: каждый, изображённый в романе – русский, нет на его страницах врагов, чужаков или людей, пришлых из далёких земель. Всё родные, русские.
«Арсений снова открыл глаза… Было холодно. Он лежал на чём-то жёстком… Приподнявшись на локте, Арсений увидел, что полностью раздет. Рядом с ним лежал его мешок и какие-то лохмотья… Арсению требовалась не только одежда, но и обувь, ибо сапоги с него тоже были сняты».
«Фома размахнулся и ударил Арсения по лицу. Арсений молча смотрел на него, чувствуя, как по подбородку и шее стекает из носа кровь».
«Мороз был беспощаден… Тогда в городе, в окрестных деревнях и на дорогах замёрзло много людей и скотины. Нищие и странники Христа ради… непрестанно тряслись и замерзали».
«Однажды Арсений отводил домой ночного странника. Тот шёл из кабака, и силы его были на исходе… Через час он промёрз, и веселье оставило его… Опознав в одном из наметённых сугробов избу, незнакомец… захлопнул за собой дверь… Арсений чувствовал, что и сам больше не может обойтись без тепла… Открывший с криком разбежался и двумя руками столкнул Арсения с крыльца… Когда Арсений пришёл в себя… взял пригоршню снега и потёр застывшее лицо. Выброшенный им снег был в крови».
«Сестра Пульхерия задумчиво расчёсывает родинку и умирает от заражения крови».
«Арсений идёт по Запсковью, и его подстерегают мальчишки. Они валят его на доски мостовой. Несколько пар рук прижимают его к доскам… Тот, чьи руки остались свободными, прибивает края Арсениевой рубахи к доскам».
«В Запсковье грязь. По дороге к дому её месит иерей Иоанн. Жирное чавканье грязи он слышит у себя за спиной. Медленно оборачивается. Перед ним стоит человек с ножом, весь в грязи. Иерей Иоанн молча прижимает руку к груди… Человек наносит ему двадцать три ножевых удара».
«Арсений в подаренной ему одежде идёт в корчму. Посетители корчмы раздевают Арсения и на вырученные за одежду деньги намереваются пить три дня и три ночи».
«Калачник Самсон… с доброй улыбкой на устах… юродивый Карп оборачивается. Жалобно смотрит на Самсона. Самсон, не меняясь в лице… делает несколько шагов по направлению к юродивому Карпу. Рука его съезжает к голенищу сапога. Там блестящее, холодное, острое… Нож медленно входит в тело юродивого. Силы небесные, шепчет калачник Самсон, сколько же я ждал этого дня».
«У потухшего костра лежало четверо заколотых стражников. Были также обнаружены тела трёх разбойников. По форме нательных крестов определили, что они были из русских».
«Скрюченный человек катался по кровавой земле, а за ним волочились, собирая пыль и сосновые иголки, вывалившиеся кишки».
Создаётся впечатление, что всеми этими смертями, страданиями, болезнями автор обесценивает человеческую жизнь. И только главный герой плачет, осознавая близость смерти больного человека: «Если ему предполагалось вскорости умереть, Арсений плакал».
А потом слёзы печали сменились слезами благодарности… Слёзы благодарности у Амвросия вызывало то, что он всё ещё жив, а значит, способен совершать добрые дела. Амвросий благодарил Господа и за великое множество исцелённых, за предоставленную им возможность жить в то время, когда они должны были быть мёртвыми…
Целитель плакал, вспоминая своего мёртвого мальчика: «…у Арсения сжимается сердце. Ему хочется, чтобы этот ребёнок радовался, потому что в его чертах он узнаёт черты другого ребёнка. И Арсений плачет. Он целует мальчика в лоб и убегает, потому что сердце его готово разорваться. Арсений захлёбывается от рыданий. Он бежит, и рыдания сотрясают его, и слёзы летят с его щёк в разные стороны, прорастая на обочинах разными неброскими растениями».
«Он бежит, и рыдания сотрясают его…» Если бы автор остановился на этих словах, у нас бы осталась картинка, сжимающая наше сердце состраданием, но автор добавляет: «прорастая на обочинах разными неброскими растениями». А это значит: «всё в порядке, жизнь идёт заведённым привычным, неспешным порядком». Но даже этого снижения градуса сострадания и сочувствия автору мало! Он мог бы обойтись словосочетанием «разными растениями», но он добавляет «неброскими» – настолько незначительными, что выводит сочувствие читателя в ноль.
Юродивый Фома объясняет: «русский человек – он не только благочестив… ещё он бессмыслен и беспощаден, и всякое дело может у него запросто обернуться смертным грехом». Напоминаю, что роман «Лавр» стал победителем литературной премии «Большая книга» в 2013 году, а значит, был признан литературными критиками лучшим текстом, выпущенным на просторах России накануне конкурсного года.
Слёзы омыли не только его лицо, но и душу. Впервые в жизни Амвросий чувствовал, что душа его умиротворяется. Умиротворение было связано с надеждой, которая с каждым прожитым в монастыре днём крепла в Амвросии всё больше и больше. Он теперь не сомневался в правильности своего пути…
На фоне громадной, неохватной темы страдания в романе «Лавр» другие темы кажутся мелкими и незначительными, не стоящими упоминания. Подобно Арсению хочется замолчать и не произносить больше ни слова, потому что «сбросив смысловую оболочку, слова неторопливо превращаются в звуки и растворяются в пространстве».
Пройдя путь познания и путь отречения, главный герой вступает на новую стезю – путешествия: «Что нас ждёт? Чувствую несказанную радость и не боюсь ничего».
Сколь ни было бы скорбным и болезненным повествование, оно учит читателя смирению и принятию происходящего, каким бы тяжёлым и мучительным оно ни было. Когда Арсения ведут на повешение, он размышляет: «Мне радостно оттого, что последние мои часы протекают рядом с праведным старцем Симеоном, чьё чаяние, в отличие от моего, исполнилось. Мне жаль… что я успел так мало, но твёрдо верю, что, если Всеблагий меня сейчас забирает, всё не сделанное нами, сделает Он».
Вернувшись из странствий, в которых он мог не раз умереть, Арсений вступает на путь покоя, который вряд ли можно назвать «спокойным», исходя из событий жизни мученика. Главный герой молится: «Я не уверен в своём пути, и оттого мне всё труднее двигаться дальше».
Старец отвечает на слова молитвы Арсения: «Не уподобляйся лишь любимому тобой Александру, имевшему путь, но не имевшему цели. И не увлекайся горизонтальным движением паче меры». Пожалуй, эти слова являются ответом на любой жизненный вопрос: в твоих поступках должна быть ценность, движения без осознания бессмысленны.
Знание не предполагает духовного усилия, знание очевидно. Усилие предполагает вера. Знание – покой, а вера – движение.
Пока я читала эту книгу, я плакала несметное количество раз. Если вы готовы страдать вместе с главным героем от несправедливости, унижений, побоев и непрекращающейся боли, добро пожаловать к прочтению.
И ещё одна восхитительная цитата напоследок: «не надо останавливать жизнь, пока она не остановлена Всевышним». В каком контексте она прозвучала и из чьих уст вышла, вы узнаете, дочитав роман до конца.
Сам автор о романе: «не люблю костюмированной литературы. Потому что литература – это не об эпохе, это не об истории даже. Это о человеке. Это то, что в центре литературы». https://www.pravmir.ru/chelovek-v-centre-literatury/
Шабалина А.Н.
ведущий библиограф
Отдела комплексного обслуживания