Они писали о войне (скачать)

Варианты стихотворений Н.И. Масалову (скачать)

ПОЛНЫЙ ВАРИАНТ
Георгий Рублёв «Памятник»

Это было в мае, на рассвете.
Нарастал у стен рейхстага бой.
Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.

У столба, дрожа, она стояла,
В голубых глазах застыл испуг.
И куски свистящего металла
Смерть и муки сеяли вокруг.

Тут он вспомнил, как прощаясь летом
Он свою дочурку целовал.
Может быть отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял.

Но тогда, в Берлине, под обстрелом
Полз боец, и телом заслоня
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня.

И, погладив ласковой ладонью,
Он её на землю опустил.
Говорят, что утром маршал Конев
Сталину об этом доложил.

Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые Армии Советской
Люди, победившие войну!

И в Берлине, в праздничную дату,
Был воздвигнут, чтоб стоять века,
Памятник Советскому солдату
С девочкой спасенной на руках.

Он стоит, как символ нашей славы,
Как маяк, светящийся во мгле.
Это он, солдат моей державы,
Охраняет мир на всей земле.

КРАТКИЙ ВАРИАНТ
Георгий Рублёв «Памятник»

«...У столба, дрожа, она стояла,
В голубых глазах застыл испуг.
И куски свистящего металла
Смерть и муки сеяли вокруг.

Тут он вспомнил, как прощаясь летом
Он свою дочурку целовал.
Может быть отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял.

Но тогда, в Берлине, под обстрелом
Полз боец, и телом заслоня
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня.

...Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые Армии Советской
Люди, победившие войну!»

Наталия Соллогуб «Русский воин – победитель (Николаю Масалову)»

В Трептов –парке много лет
русский воин – победитель…
держит девочку, её
с пасти смерти вырвал чудом.
Русский воин есть солдат
мира, не войны, хранитель.
Для людей любой страны
был и есть, и будет другом.

Средь бомбежки и сумы
плач малышки тихий, тихий
Надо в бой ему идти,
брать рейхстаг – чуток осталось
Он же другу: « Слышь, прикрой!»,
подвиг совершил великий!
И куда девался страх,
и куда ушла усталость?!

Наш солдат под мост нырнув,
вырвал девочку из ада.
И прижав её к груди,
прорывался вместе с нею
сквозь огонь, свинцовый дождь ,
хоть снаряды близко, рядом
рвали землю, а дитя
обняла его за шею,

словно своего отца,
не страшны ей пули, бомбы.
Мамы нет – она мертва:
Жизнь малышки изменилась.
Больше не увидит глаз
маминых , любимых, добрых.
Русский спас её солдат:
заново она родилась!

И теперь стоит она
вместе с русским Николаем,-
символ мира и добра,
чтоб не знали дети воин,
чтобы это мир земной
для детей стал просто раем.
Сохранить сей мир земной
может только русский воин.

Николай Старшинов

В плаще и неизменной гимнастерке,
В одной руке – дитя, в другой – булат,
На пьедестале, словно на пригорке,
Стоит Советской Армии солдат.

Он шел победно сквозь огонь и дали,
Безжалостно захватчиков разя.
И головы пред ним склоняли,
И поднимали головы друзья.

В. Августенок «Он наш земляк»

Опять в Тяжин нагрянула весна,
Но не такой, как в сорок пятом,
Тогда Россия вся сошла с ума,
От радости конца войны проклятой.

Мы пацаны, мы дети той войны,
Что выжили – мы тоже были рады,
Ликуя с населением страны
Победу мы делили как награду.

…Ну ладно, что ж, окончилась война,
Фронтовики пошли трудиться снова.
Уж шла какая мирная весна,
Вдруг узнаем про подвиг Масалова.

В детсаде он. Извозчик. С виду прост,
Что молоко утрами детям возит.
В Германии, с девчушкой во весь рост
Его увековечен подвиг в бронзе.

Со слов Чуйкова, выглядело так:
До стен Рейхстага было метров триста,
Готовились к последней из атак,
И каждый знал теперь уж цену риска.

Взвод знаменосцев – был особый взвод,
(В нем Масалов Европу всю изведал)
За знамя каждый умереть бы мог,
Но цель – возвысить, закрепить победу.

Из-под моста через Ландвер-канал
В коротких паузах между разрывов
Ребенок плачем «мути» свою звал,
И слышать это было выше сил.

Бой оборвался. Смолк последний залп.
Ребенок плачет – как идти в атаку?
«…Я поползу, товарищ, генерал!», -
Сказал сержант, накинув плащ-палатку.

«Назад, сержант! Возможно, западня.
Фашисты знают к детям нашу слабость,
Чтобы отвлечь вниманье от себя,
Иль «языка» им срочно стало надо».

Но отступать не стал наш Масалов
«…Я разберусь, пожалуйста, пустите».
Сдержать порыв сержанта он не смог
И посмотрев в глаза, сказал: «Идите».

А тишина, зависнув, все ждала
Придет ли кто малышке той на помощь,
Но полз уже боец из Тяжина
И кроме долга ничего не помнил.

Дополз.
Все так.
Убита ее мать.
Прижал к груди немецкую девчушку,
И немцы закричали: «Гут зольдат!»
К ним Масалов давно попал на мушку.

И больше опасаться он не стал,
Знаменщик армии и боевого стяга,
С немецкой девочкой шагнул на пьедестал
От стен, в Германии добитого, Рейхстага.

Максим Геттуев «Это было в Тиргартене»

Это было в Тиргартене,
У канала,
Перед новым броском вперед.
Осторожное солнце над землею вставало,
Огибая тучи,
— В обход.
Под ногами поскрипывала щебенка,—
Недавно окончился артобстрел.
Тихо стало,
И крик ребенка
Вдруг до наших бойцов долетел.
Где-то рядом, на улочке узкой,
Под мостом, замыкавшим квартал,
Близ воды, у крутого спуска,
Нарываясь, малыш кричал.
И тогда – по собственному приказу,
Поглядев на солдат,
Без дальних слов,
За бруствер выпрыгнув сразу,
Пополз к мосту сержант Масалов.
Над ним сквозь тучи в небе высоком
Жмурилось солнце,
Пропадало вдали.
Навстречу – с балконов, с крыш, из окон
Фашисты огонь по нему вели.
За жизнь свою не дал бы он и полушки,
Пока не дополз до моста.
Впереди
Лежала женщина,
И девчушка
Кричала, припав к материнской груди.
Неумело кудряшки светлые гладя,
Он поднял ее и пополз к своим.
Пулемет строчил то сбоку, то сзади,
Над пыльной брусчаткой стелился дым.
Притихла девочка.
Жиденький локон
Свисал, почти касаясь земли.
А с крыш черепичных,
С балконов, из окон
Фашисты огонь прицельный вели…
Давно та девочка матерью стала,
Детей растит,
Счастливо живет.
Это было в Тиргартене, у канала,
Перед новым броском вперед.

Михаил Небогатов
СОЛДАТ С РЕБЁНКОМ
Н. И. Масалову

В огненной горячей круговерти,
В неумолчном грохоте атак
Девочку немецкую от смерти
Спас в Берлине наш герой-земляк…
Там бойца, прошедшего сквозь пламя,
В ореоле славных ратных дел,
Скульптор вдохновенными руками
В бронзе навсегда запечатлел.
Много вёсен, солнечных и ярких,
Отражённых в отблесках меча,
Он стоит в Берлине, в Трептов-парке,
С девочкой спасённой у плеча.
Он стоит на фоне ясной сини,
Как предупрежденье всем врагам,
Величавым символом России,
Что метнула свастику к ногам.
Он стоит, красивый и могучий,
И следит за тучами вдали…
Сколько стран от свастики паучьей
Мы, как эту девочку, спасли!..
Пусть того солдата не тревожат
Те, кому всё в мире нипочём.
Меч опущен. Но подняться может,
Если снова к нам придут с мечом!

Варианты стихотворений о героях-кухбассовцах (скачать)

Николай Тихонов «Баллада о трех коммунистах»

Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов –
Разведчики бывалые, поход для них не нов.
Стоят леса зеленые, лежат белы снега, –
В них гнезда потаенные проклятого врага.
Зарылись дзоты серые, переградив пути,
Ни справа и ни слева их никак не обойти.
Зарылись норы вражьи в приволховском песке,
На них идут разведчики, гранату сжав в руке.
То дело им знакомое – и в сердце ровный стук,
Когда гуляют громы их гранатные вокруг.
Гуляют дымы длинные меж узких амбразур,
И трупы немцев синие валяются внизу.
И снег как будто глаже стал и небо голубей, –
Бери оружье вражье, повертывай – и бей.
И взвод вперед без выстрела, – но тотчас взвод залег,
Попав под град неистовый из новых трех берлог.
Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов –
Все трое в то мгновение увидели одно:
Что пулеметы вражьи из амбразур не взять,
Что нет гранаты даже – и медлить им нельзя!
Что до сих пор разведчики, творя свои дела,
Не шли туда, где легче им, – куда война вела.
И вот сейчас на подвиг пойдут в снегах глухих
Три коммуниста гордых, три брата боевых.
Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов
Глядят на дзоты серые, но видят лишь одно:
Идут полки родимые, ломая сталь преград,
Туда, где трубы дымные подъемлет Ленинград,
Где двести дней уж бьется он с фашистскою ордой
И над врагом смеется он смертельной красотой.
Спеши ему на выручку! Лети ему помочь
Сквозь стаи псов коричневых, сквозь вьюгу, битву, ночь!
И среди грома адского им слышен дальний зов:
То сердце ленинградское гудит сквозь даль лесов!
И оглянулись трое: и, как с горы видна,
Лежит страна героев, родная сторона.
И в сердце их не прежний, знакомый, ровный стук, –
Огнем оделось сердце, и звон его вокруг.
И ширится с разлету и блещет, как заря, –
Не три бойца у дзотов, а три богатыря.
Навстречу смерть им стелется, из амбразур горит,
Но прямо сквозь метелицу идут богатыри.
Вы, звери, псы залетные, смотрите до конца,
Как ярость пулеметную закрыли их сердца.
А струи пуль смертельные по их сердцам свистят, –
Стоят они отдельные, но как бы в ряд стоят.
Их кровью залит пенною, за дзотом дзот затих,
Нет силы во вселенной, чтоб сдвинуть с места их,
И взвод рванул без выстрела – в штыки идет вперед,
И снег врагами выстелен, и видит дзоты взвод.
И называет доблестных страны родной сынов:
Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов!
Темны их лица строгие, как древняя резьба,
Снежинки же немногие застыли на губах.
Простые люди русские стоят у стен седых,
И щели дзотов узкие закрыты грудью их!

Юлия Афанасьева (Жилина)
«Три друга – три героя»

Второй военный грозный год,
Фашисты шли армадой.
Еще далек войны исход
И Ленинград в блокаде…

Светло над Волховом, как днем.
Но в головном дозоре
Ползут под огненным дождем
Три друга – три героя.

Взорвали дзоты, часовых
Штыком убрали, пулей.
Но три струи тут огневых
По взводу полоснули

Не сговорившись, в тот же миг
Сибиряки рванулись,
И пулеметы кровью их
Мгновенно захлебнулись…

Сердцами Родину, не дзот,
Собой закрыли трое,
Непобедимый наш народ,
Народ страны героев!

К геройству сердцем прикоснись,
Их звездный подвиг светел.
Как вспышка молнии их жизнь,
Рывок сквозь смерть в бессмертье.

Отлиты в мрамор и гранит,
Герои вечно с нами.
И сердце русское хранит
О них святую память.

Мы славим наших земляков,
Вас, ставшие легендой,
Друзья Красилов, Черемнов,
Иван Герасименко!

Василий Степанович Афанасьев
«На славном поле Бородинском»
посвящается Виктору Ивановичу Полосухину

Идут бои на поле Бородинском,
Спешат к Москве фашистские полки;
Но насмерть встали силой исполинской
Сибирские гвардейские полки.

Шесть дней и шесть ночей сплошного ада,
Шесть дней и шесть ночей грохочет бой,
Калечат землю бомбы и снаряды,
Изматывает душу минный вой.

Идут в атаку вражьи танки ходко.
Попробуй-ка драконов этих тронь!
Звучит команда всем:
«Прямой наводкой по врагу огонь!»

А Полосухин, кажется, спокоен,
Могучий, сероглазый, волевой,
Испытанный в боях хасанских воин
На самой жаркой точке огневой.

Сказал комдив стрелкам слова такие,
Кутузовские вещие слова:
«Родимые! Стоять, как часовые!
Назад – ни шагу! Позади Москва!»

Разя врага, ломая и круша,
Когда во гневе – не страшны снаряды,
Все выдюжит сибирская душа.
И дрогнул враг. Бежал он с поля боя.

И слышим мы сквозь годы огневые
Святые те бессмертные слова:
«Родимые! Стоять, как часовые!
Назад – ни шагу! Позади - Москва!»

Памяти Веры Волошиной
Алексей Романов
Баллада

Уж предложенье* есть дивчине
И платье куплено с фатой
Её подружками вскладчину -
Всё перечеркнуто войной.

Она пришла, когда не ждали,
Когда страна ещё спала
И от бомбёжек жутко стало,
И от пожарищ - лишь зола.

Девчонку звали просто - Вера
И, с неба делая прыжок,
Она была в учёбе первой
И Ворошиловский стрелок.

И вот она уже разведчик,
И ходит на заданье в ночь,
И держат всё девичьи плечи,
Чтоб только Родине помочь.

С Космодемьянской Зоей** вместе,
Шла Вера смело по тылам,
Про подвиг стало их известно,
Известны стали имена.

В один и тот же день на дыбу
Фашисты вздёрнули подруг,
Под пытками они погибли,
Но не сошло злодейство с рук.
* * *
Есть в Кемерово перекрёсток,
На нём две улицы слились:
Одна с названием геройским,
В честь Веры, ты, земляк, гордись.

Другая названа в честь друга,
Кто предложенье сделал ей,
Его пред Родиной заслуга -
Звезда Героя от властей.

Кому то значит так угодно:
Сердца навечно обручить
И благодарностью народной
Союз их верный закрепить.
* * *
Прочти, потомок, строки эти
И помни - Родина одна,
И за неё мы все в ответе,
И пусть за нас горда она.

2018 г.

Владимир Фёдоров
«Баллада о Зое и Вере»

Их в разных местах схватили.
Несхожие имена...
Две матери их растили —
Отчизна у них одна.
Плеснули в девичьи лица
Морозная синь и ширь,
А рядом Москва дымится,
А там — вся в лесах — Сибирь.
За Зоей снега месили
Подкованные сапоги.
На иве, на грустной иве
Повесили Веру враги.
Где сыщешь ты человека,
Чтоб шапку пред Зоей не снял?
Про Веру же четверть века
Никто ничего не знал.
Молчала седая ива,
Растаял кровавый снег,
Две звёздочки горделивые
Пусть светят рядом вовек!
Две ласточки невесёлые,
Казнённые в хмурый день.
Могилы в соседних сёлах —
А сколько таких деревень!
Друг, ты родился в сорок первом.
В их юные лица вглядись.
Вера — по-русски вера,
Зоя — по-гречески жизнь.

О. Алиева
«Буду жить сто лет...»

Отпылали пожаров зарницы,
Канонад отгремели басы.
Что же матери нынче снится,
В эти утренние часы?
Хохотушка с пшеничной косою,
Забияка на школьном дворе.
Как любила она росою
Умываться на ранней заре,
А потом уронить на плечи
Золотистую россыпь волос
И вприпрыжку, рассвету навстречу,
Убегать под песчаный откос!
Не обижена силой и ростом,
Иногда на оценку «пять»
Вдруг могла по-мальчишески просто
Кулаком за друзей постоять.
Вечерами студентка Вера
Убегала в тенистый сад
И по сонным цветущим скверам
Молчаливо водила ребят.
Всей компанией быстро и споро
Однокурсники рыли рвы
И не думали, что так скоро
Тень фашизма коснется Москвы.
Только этого было мало.
Много дней и ночей подряд
Быть зачисленной Вера мечтала
В боевой партизанский отряд.
И путевка пришла - разведка.
Там, за линией фронта - судьба,
Испытаний колючая ветка
И тревог боевая труба.
Вот и первые письма с фронта:
«Не волнуйся, мамуш! Сейчас,
Только день упадет с горизонта,
Мы пойдем выполнять приказ.
Я — разведчица. Это сложно,
Но не плач и держись молодцом
И почаще, как только можно,
Оставайся с больным отцом.
Трудно ждать, я прекрасно знаю,
Но пойми, что я здесь нужна.
За меня не тревожься, родная,
Я сыта и вооружена.
Родилась я, ты помнишь, в рубашке,
Значит, буду сто лет я жить...»
Треугольные эти бумажки
Мать до смерти готова хранить.
Среди них есть одна, в конверте,
И на грозных звучит голосах:
Извещенье о Вериной смерти.
Где-то в Наро-Фоминских лесах,
Возле Якшино, на опушке
От тяжёлых ранений в грудь
Умирала простая девчушка.
Двадцать два — и окончен путь.
На холодную снежную тучу,
Не моргая, смотрели глаза,
И под звуки беды гремучей
Мутной струйкой стекала слеза.
Только пытки её не сломили,
Боли стылая смыла вода.
В синем небе и на могиле
Её имени светит звезда.
А по водной лазурной глади
Белой птицей плывёт теплоход.
Ради жизни и счастья ради
Вышла Вера в последний поход.
Отпылали пожаров зарницы,
Канонад отгремели басы.
Старой матери снова не спится
В эти утренние часы...

ТРЕТЬЯКОВ ВИКТОР ИВАНОВИЧ
Участнику Великой Отечественной,
механику-водителю танка Т-34,
Басырову Георгию Васильевичу
посвящается.

Я водил «тридцатьчетвёрку»,
Много раз в боях бывал,
Но такую перетёрку
Больше, братцы, не видал…
Наша танковая рота,
Огибая фланг врага,
Угодила в край болота,
Словно «к чёрту на рога»!
«Сел» в трясине танк-разведчик,
Мы – к нему, решив помочь,
Вслед – другой, вдвоём-то легче
На тросах его волочь.
Дёрг-подёрг, и мы застряли…
А пехота помощь ждёт!
И пока мы буксовали,
Танков клин ушёл в обход.
Вдруг фашисты артналётом
Нас накрыли, на беду…
Мы - как мухи в блюдце с мёдом,
Копошимся на виду!
Фрицы, лесом прикрываясь,
За снарядом шлют снаряд –
Мы, в трясине оставаясь,
Отвечаем наугад!
Танку быть мишенью худо,
А на привязи вдвойне,
Ведь снаряды – больше пуда! –
Бьют по танковой броне!
С танка командира взвода
Сбили башню, как кочан!
А второй, – кричит наводчик –
Задымил и «замолчал»!
И по нашей башне фрицы
Бац сквозной! Дыра – с кулак!
Не успел пошевелиться,
В люк мой тр-рах! И полный мрак…
Я очнулся. Крышку люка…
В пять сантиметров броня!
Словно бритвой снёс, подлюка…
Нету крышки у меня!
Экипажа тоже нету:
В танке тягость тишины.
Хлопцы сгинули со свету
В пасть прожорливой войны!
Сам-то жив, но тело – вата.
Кровь с плеча и ноет бок!
Буркнул всё же: – Фрица-гада
Мы согнём в бараний рог!
Чей-то говор… Разбираю:
Панцер, Руссиш, Транспорт, Гут…
Холодея, понимаю:
Как трофей, поволокут!
Слышу, длинный трос мотают,
Чтобы с берега тянуть,
И тягач свой подгоняют…
На душе унынье, муть.
Залатают там «подранка»…
Снова в бой, но против нас.
Кто ж судьбу – мою и танка –
Сможет разрешить сейчас?
…Зацепили, потащили
Танк мой задом-наперёд.
И тягач, что есть в нём силы,
Танк со мной на Запад прёт…
Тут меня вдруг осенило
Злую шутку им сыграть!
Только бы хватило силы
Рычагами управлять.
Если первою попыткой
Танк удастся запустить,
Он рванёт тягач тот хлипкий,
Чтоб обратно потащить.
Оборвётся трос, возможно,
От могучего рывка…
Вот тогда-то будет можно
Дать нам с танком драпака!
Я сказал себе всего лишь:
– Ну, Егорушка, держись!
Либо ты их объегоришь,
Либо потеряешь жизнь!
Сердце ухнуло куда-то,
Кровь, как молот, в жилах бьёт:
Будет мне конец, ребята,
Если танк мой подведёт.
Запуск, выхлоп дымом чёрным
Фрицам сразу даст сигнал,
Что на танке побеждённом
Кто-то против них восстал!
Если запуск вдруг прервётся…
Стоп тягач! И в каждый люк
Танка моего ворвётся
Много фрицев, и… Каюк!
Говорят, не знает страха
Тот, кто смело в бой идёт.
Страх у всех трепещет птахой,
Но смельчак его зажмёт!
Ну… Дай, Боже, мне удачи!
Отжимаю фрикцион…
И на первой передаче
Стартер дизеля… Включён!
Сунул газу до отказу,
Фрикцион пошёл ва-банк…
Встрепенулся, ожил сразу,
Зарычал мой славный танк!
На свободу он стремится,
И пошёл, рванув «с плеча»!
Вот бы видеть рожи фрицев
Экипажа тягача!
Оказались слишком прочны
Трос и крюк. Хоть волком вой!
По нагрузке чую: Точно!
Тащим тягача с собой!
Передачи выше, выше…
Танку я кричу: Лети!
Разбегаются, как мыши,
Фрицы с нашего пути!
Мы их пушку мимоходом
«Раскатали», словно блин,
И летим свободным ходом
До своих. Маршрут – один!
То-то радость в поздравленьи
И в расспросах: Что? Почём?
При внезапном появленьи
Танка с «пленным» тягачом.
Дали мне награду даже!
Я бы мог счастливым быть,
Если б хлопцев экипажа
Смог поднять и оживить!
Если б всех, кто за Отчизну
Храбро жизни положил
Оживить, не правя тризну…
Эх! Какой бы праздник был!